Еще фото

Автор (ы):  Галина Прохорцова
Журнал:  №5 - 2016
– Екатерина Сергеевна, позвольте вас поздравить с завершением NVC. Как вы оцениваете прошедшее мероприятие?

– На конгрессе я отвечала за дерматологию и рада, что все прошло хорошо, потому как очень волновалась. В первый день обычно у нас проходит образовательная программа, а второй-третий, когда мы приглашаем иностранного лектора, – для продвинутой аудитории. Темы с каждым годом усложняются, и уровень слушателей меняется, что не может не радовать.
И, наконец, к нам в этом году приехал долгожданный лектор, которого мы ждали 4 года – Терри Оливри.
.
- Я прочла ваш отзыв о нем в "Вестнике NVC". Вы очень тепло о нем пишете.

- Да, он замечательный человек и специалист. И он мой ангел- хранитель по жизни: очень помог в профессиональном плане и чисто по-человечески. Оливри – редкий специалист, радующийся успехам других. Француз по происхождению, он много лет работает в Америке, закончив там в молодые годы резидентуру. Я познакомилась с ним в 2005 году, на конференции в Греции.
И, пожалуй, никто не будет спорить, что Терри Оливри – самый известный дерматолог в ветеринарном мире. У него феноменальная память и энциклопедические знания, в том числе по смежным наукам.
Он очень добр, активен и молод душой. Много лет занимается ветеринарией, иммунологией, дерматологией, и я наблюдала, как у него горят глаза, когда он начинает говорить на любимые темы.
И я считаю, это большая удача, что он приехал впервые в нашу страну, к нам на NVC.
Я услышала множество положительных и благодарных отзывов.

– Что повлияло на ваш профессиональный выбор?

– У меня с детства была большая тяга к животным. В 4 года я заявила родителям, что буду дояркой, и привела их в шок, да и в деревне у нас никого не было. Сколько помню себя, у меня была сумка скорой помощи, и я ходила, растворами всякими смазывала веточки деревьев, чтобы они заживали. Но животных дома не держали, потому что была у меня на них аллергия – астма. И это был тот тип заболевания, который если начинается у ребенка рано, имеет шанс снизиться к периоду полового созревания, но при условии контакта с животными. Я же гуляла со всеми окрестными собаками, с которыми только можно, и, сама того не понимая, себя подлечила. В то время у врачей были одни рекомендации – к животным не подходить. Сейчас же, наоборот, признано – нужен контакт с животными. К 11 годам аллергия стала ослабевать, но до конца не прошла. Я до сих пор не могу кошек держать дома, хотя работаю с ними, имея под рукой противоаллергические препараты.

– Но вы неуклонно шли к своей цели?

– В школьные годы любимым предметом была биология, и это давало родителям надежду, что мой интерес будет и дальше развиваться в этом направлении: они переживали из-за моей аллергии и не хотели, чтобы я становилась ветеринарным врачом.
К 12 годам мама отважилась мне взять собаку, и я всерьез ею занялась, дрессировала, ходила на разные соревнования. Мое желание посвятить себя ветеринарии к окончанию школы укрепилось, а когда мы приехали в Ветеринарную академию на день открытых дверей, хотя там не было ничего особенного, я была в таком восторге, что мама поняла: дальше бороться бесполезно.
Во время учебы в академии я боялась, что меня отчислят, потому что на практических занятиях с коровами и лошадьми меня преследовала сильная аллергия. Я ее скрывала. И я не из тех, кто пошел в ветеринарию, потому что не поступил в медицинский. Я и не собиралась в медицинский, мне хотелось быть именно с животными. Я считаю, мне повезло: мало у кого с детства получается так определиться в жизни.

– Наверное, вам не терпелось поскорее закончить вуз, чтобы лечить животных?

– Еще во время учебы я начала подрабатывать, делала инъекции после назначений врача. Решила, что это будет полезно на практике. Меня просили высказать свое мнение, я смущалась, потому что была еще студенткой, и предупреждала об этом. Постепенно это переросло в довольно обширную частную практику, и, получив диплом, я работала в клинике сначала стажером, а затем врачом. Когда меня пригласили в «Белый клык», я с радостью приехала на собеседование, потому что уже была наслышана про эту клинику. На собеседовании я понравилась Комолову (ред.: Андрей Комолов, главный врач клиники «Белый клык»), потому что знала больше, чем среднестатистический врач. Меня приняли на работу врачом, хотя именно здесь я готова была работать и ассистентом. В то время меня интересовала кардиология, и год или два я ездила на курсы медицинских кардиологов.

– Но в кардиологии преуспеть больше, чем Комолов, наверное, трудно?

– Я бы посоревновалась, если бы решила специализироваться в этом. У меня есть такое полезное, на мой взгляд, качество: для меня не существует ощущения, что я чего-то не могу. Если я ставлю себе цель, то непременно ее добиваюсь. Бывает, что при достижении какой-то цели у тебя кардинально меняется ситуация, и это заставляет задуматься, нужно ли платить любую цену ради достижения намеченного. Но в основном, если я приняла решение и хорошо продумала, я стараюсь не отступать.


- Дерматология постепенно стала вашей специализацией?

- Какое-то время я работала врачом общей практики, затем главным врачом. Но дерматология интересовала с самого начала, когда еще выбирала между ней и кардиологией. Увеличивалось количество пациентов, записывающихся ко мне, и многие из них обращались именно за дерматологической помощью. Прием шел до позднего вечера, и всех я уже не в силах была принять. Тогда руководство и решило выделить мне специализированный прием.

– Как возникла идея с обучением за рубежом?

– Необходимость совершенствовать свои знания привела меня к решению поехать на стажировку за рубеж, а когда я приехала к Терри Оливри, он мне посоветовал поступать в резидентуру Европейского колледжа ветеринарной дерматологии. Вначале я не рассматривала это всерьез – что-то из области фантастики! Но, обдумав, все же приняла решение. Так началась моя учеба – сначала в Америке, а затем в Европе. Резидентура привязана больше к твоему преподавателю, нежели к месту. Мой ментор, супервайзер – Розарио Черундоло сначала работал в Филадельфии, в университете Пенсильвании, а затем переехал в Англию. И мне пришлось последовать за ним. Но из-за того, что нагрузка у супервайзера в Кнмбридже была невелика – пациентов было не так много, а мне нужна была интенсивная нагрузка, у меня было еще три ко-супервайзера: в Германии – Ральф Мюллер, в Швеции – Керстин Бергвал и в США – Андреа Кэннон.

– В чем заключается роль супервайзера?

– Это дипломированный специалист, под контролем которого ты принимаешь животных, обращаешься к нему с вопросами. Он участвует в проведении исследований и подтверждает один раз в год перед колледжем (коллегией), что ты делаешь все правильно. А также отчитывается документально перед коллегией, что ты прошел данные этапы и соответствуешь тем требованиям, которые выдвигаются перед специалистами.

– Сколько лет ушло на эту учебу?

– Четыре года. Я ездила на один-два месяца раз в два-три месяца. Пять-шесть месяцев в году я там работала и жила. Было достаточно тяжело.

– Это испытание не для слабаков.

– Да, было очень тяжело. Резидентура требует больших финансовых затрат, связанных с проживанием в другой стране, оплатой перелетов, виз и пр. И для семьи это стало немалым испытанием. Мы с мужем поняли, что два месяца друг без друга находиться тяжело. И стали планировать мои поездки на месяц. Я благодарна «Белому клыку» – пока училась, мне выплачивали зарплату, что немаловажно.

– Какое значение имеет диплом Европейского колледжа?

– В тех странах, где это работает, – в Европе и Америке для того, чтобы стать специалистом, необходимо пройти процесс обучения в резидентуре и получить диплом, который действителен в течение пяти лет и дает возможность работать по специальности. Но ты не можешь почивать на лаврах после этого, а должен постоянно повышать свой профессиональный уровень и выполнять требования, предъявляемые Коллегией специалистов: развивать науку, готовить новых резидентов, проводить исследования, читать лекции, а также быть в курсе всех последних научных достижений. Таким образом, создана жесткая и эффективная система, позволяющая контролировать и повышать уровень врачей. И доктору необходимо набрать определенное количество баллов по всем направлениям его научной и практической деятельности, чтобы подтвердить свое право называться специалистом.
Таким образом, диплом дает мне высокий статус специалиста, признанного в странах с развитой ветеринарией, на опыт которых мы равняемся. И я рада, что готовлю еще одного резидента от нашей страны, Любовь Николаеву, доктора нашей клиники – «Белый клык».

– Знание языка дает ощущение свободы в научном мире…

– Да, и я начала серьезно учить его в «Белом клыке», а затем уже пошла на курсы, занималась с преподавателем. Ко времени поездки в Америку я постаралась всю жизнь погрузить в английский: на работе ввела систему журнал-клубов, слушала аудиозаписи в машине, дома работал англоязычный тв-канал. Мне тяжело даются языки, я к ним не способна. Моя большая детская мечта – выучить иностранный язык. С детства для меня люди, знающие иностранный язык, казались фантастическими. Моя мама хорошо говорит по-французски, и когда она общалась на нем с иностранцами, мне казалось, что я вижу нимб над ее головой. Это было для меня недосягаемо.
А сейчас я наслаждаюсь и купаюсь в своей мечте. Меня часто приглашают переводить лекции, и на NVC я тоже переводила. Бывает, что когда люди достигают своей мечты, она растворяется. А у меня нет. Моя мечта осталась. Когда я перевожу лекторов, я вижу себя со стороны и наслаждаюсь, думаю: неужели это я? У меня было физическое ощущение рухнувших стен, после того, как я поняла, что могу говорить. Вот уж действительно – весь мир у твоих ног!


– Насколько важно врачу знать английский?

– Это обязательное условие для того, чтобы быть хорошим врачом. Сегодня появляется огромное количество новой информации, публикаций, и все они в основном на английском. Когда я училась в резидентуре, у нас был список из 30 реферируемых журналов, где могут появляться статьи, касающиеся либо посвященные дерматологии. И если ты не читаешь, то ты безнадежно отстаешь.
Моя мама как-то привела такой пример: жизнь в любом ее аспекте, особенно в профессиональном, похожа на эскалатор, движущийся вниз. Если ты стоишь, эскалатор везет тебя вниз, и чтобы расти, тебе надо бежать вверх.
Если человек не знает английского, у него очень ограниченные возможности к развитию. Меня часто спрашивают стажеры, приезжающие в нашу клинику, что почитать? Есть замечательный поисковый ресурс на английском языке – PubMed – основная база данных более менее стоящих публикаций по медицине и ветеринарной медицине. Можно ввести запрос и найти огромное количество информации, часть информации публикуется бесплатно.
Если посмотреть на наших врачей, которые продвигают свою специализацию, все они вынуждены обращаться к англоязычной литературе либо ездить на конференции за рубеж, чтобы получать знания там, потому что мы катастрофически отстали.

– Какова следующая ваша цель?

– Стать исследователем. Это достаточно сложно, потому что нет лабораторной и научной базы, и отсутствует рядом человек, у которого можно было бы учиться. Я чувствую свою уязвимость в этом. Мне помогает Ральф Мюллер, и он рад быть соавтором.

– Какую роль вы отводите интуиции, что выбираете – логику или интуицию?

– Есть профессиональная интуиция, которая аккумулирует накопленные знания и опыт, и ты не всегда способен их проанализировать. Но, прислушиваясь к интуиции, я все равно буду искать логику, потому что мне важно и для себя, и для пациента объяснить то или иное решение.
Если говорить в общечеловеческом плане, когда ты влюбляешься, например, – здесь твое подсознание знает лучше тебя. И нет причины не доверять интуиции. Со вторым мужем у нас сначала была дикая страсть, он мне понравился с первого взгляда как очень красивый мужчина, а затем пришло и настоящее чувство.

– Вы производите впечатление очень серьезного человека…

– Но в омут с головой – легко. Я не сдерживаю себя, если касается чувств. Считаю, что это самое важное в жизни. Но, пожалуй, у меня не было случая в жизни, когда надо было выбирать между профессией и чувствами. Мой второй муж – мексиканец, и он хотел бы жить в Мексике, а я не могу там жить, потому что у меня нет там перспектив по работе. Но мы любим другу друга, и можем найти компромисс.

– Вы верите в бога?

– Я абсолютный атеист. Я верю в то, что есть много скрытых пластов подсознания.

– А высший разум?

– Нет, ни в какой высший разум я не верю. Я далека от бога. Меня раздражает навязчивая вера. Когда меня начинают поздравлять с пасхой, я не знаю, что на это ответить. Мне не нравится, когда это навязывают мне или моим детям. Но это ничего не меняет. Я верю в то, что существует объективно-оправданная справедливость. Если кто-то объясняет это неким разумом, который за всем следит, я это объясняю тем, что есть некоторые биологические и популяционные законы, чтобы вид сохранялся.
– Но есть и моральные законы.
– Но мораль в обществе определяется тоже очень конкретными вещами – необходимостью сохранить вид, например. Если не будет морали, мы друг друга поубиваем.

– Вы абсолютный материалист?

– До мозга костей.

– Что вы любите? Есть ли хобби?

– Свободного времени мало, но когда оно появляется, люблю кататься на роликах, почему и страдаю всю беременность. С детства хожу в походы, с сыном как в пешие ходим, так и на байдарках. Очень люблю природу, латиноамериканские танцы: сальсу, бачату. Еще одним хобби станет изучение испанского. Когда родится сын, муж с ним будет говорить на испанском, я на русском, а между собой мы будем общаться на английском.


– На кого бы хотели быть похожей?

– Очень бы хотелось быть похожей на Терри Оливри. Он мне близок эмоционально. Я экстраверт стопроцентный, и он также. Его отношение к профессиональному росту и к коллегам – очень ценный пример для меня.

– Вы и искусство, литература?

– Здесь черная дыра, моему папе за меня стыдно, он историк. Не люблю ходить по музеям. Читала очень много, но сейчас времени хватает только на профессиональную литературу.

– Вы можете назвать автора, который повлиял на ваш выбор?

– Хэрриот. Он очень на многих повлиял во всем мире и повернул в сторону ветеринарии. Я читала много о животных, но решение заниматься определенной специальностью сформировалось после его первой его книжки, от которой я была в полном восторге.


– В чем вы видите смысл жизни?

– Мне хочется, чтобы после моей жизни этот мир стал хоть чуть-чуть лучше. Хотя бы в чем-то: либо со стороны отдельных людей, либо какая-то часть его. Я считаю, что от жизни надо получать удовольствие, но чтобы это было не в ущерб другим. Пока мне это, кажется, удается


Назад в раздел